Наиболее подробно рассказывает об этом Можейко. Он не называет своих источников, но упоминает здесь же «отчет об ограблении “Великого сокровища”, принадлежащий перу индийского историка»; возможно, тот же отчет послужил и основой для описания боя:

«“Великое сокровище” было достаточно вооружено для того, чтобы отбить нападение обычного пирата [“на нем было восемьдесят пушек, не считая другого вооружения…” – пишет Можейко ранее], но у Эвери был военный корабль английского флота, вооруженный пятьюдесятью орудиями значительно большего калибра, чем те, что были на борту “Великого сокровища”. Экипаж Эвери, вооруженный мушкетами и отлично умевший с ними обращаться, состоял из полутораста профессиональных моряков. Все эти обстоятельства компенсировали превосходство “Великого сокровища” в числе пушек и матросов. К тому же после первого залпа одна из пушек на “Сокровище” взорвалась, погибло много матросов, и это внесло растерянность в ряды защитников. Удачным выстрелом с “Причуды” была сбита грот-мачта “Сокровища”, что еще более увеличило сумятицу на борту индийского корабля [Рогозинский утверждает, что бой продолжался два часа, и обе стороны понесли в нем тяжелый урон]. Тогда Эвери приблизился к нему и бросил свою команду на абордаж.

В иных обстоятельствах это еще не означало поражения, так как на борту “Сокровища” находилось четыреста моряков, вооруженных саблями и в рукопашной никак не уступавших англичанам. Но капитан “Сокровища” Ибрагим-хан оказался трусом и, как только первые англичане появились на палубе его корабля, убежал и заперся в своей каюте. Другие офицеры последовали его примеру, спеша получше спрятать свои деньги и драгоценности. При виде бегущих командиров матросы бросали оружие и сдавались. Через несколько минут корабль был захвачен и команда загнана в трюмы».

Как видим, здесь нет ни слова о картине, нарисованной Дефо, который утверждает, что Эвери чуть ли не из трусости обстреливал противника с дальнего расстояния (а это было вполне разумным), взяли же на абордаж «Gung-i-Savai» присоединившиеся к Эвери два пиратских шлюпа (названий их и имен капитанов Дефо не приводит и вообще, похоже, историю этих шлюпов он выдумал). Так или иначе, корабль был захвачен и обобран подчистую.

Далее почти все (за исключением Маховского) в один голос повторяют, что на борту индийского корабля не было близкой родственницы Великого Могола («могольской принцессы»), что Эвери не женился на ней и не увозил с собой то ли на Мадагаскар, то ли вообще неизвестно куда. Повторяют с такой настойчивостью, что иной читатель именно поэтому может заподозрить, что нечто в этом роде на самом деле все-таки было. Наверное, прав Можейко, указывая, что его индийский источник непременно упомянул бы о таком оскорблении, нанесенном Великому Моголу, но это не противоречит возможности, что какая-то знатная красавица все-таки возвращалась на «Gung-i-Savai» из паломничества, а «женитьба» вполне могла соответствовать русскому выражению «венчаться круг ракитова куста» и напоминать «женитьбу» Стеньки Разина на другой высокопоставленной восточной даме.

Эвери хладнокровно грабил «Gung-i-Savai», отведенный к острову Сокотра, не смущаясь близостью берега и возможностью поисков со стороны индийского флота, а судьба пленниц при этом была немногим более завидной, чем судьба «персидской княжны». Некоторые, не желая мириться с позором, покончили с собой, другие умерли от жестокого обращения. Рогозинский и Можейко как будто согласны, что никто из женщин не остался в живых, когда корабль был отпущен на волю волн (он все-таки добрался до Сурата), но пираты могли просто захватить их с собой и впоследствии продать в неволю. Так или иначе, индийское население было, естественно, возмущено трагедией «Gung-i-Savai», а известие, что грабители и насильники были англичанами, чуть не привело к резне всех англичан в Сурате и Бомбее. Индийские власти захватили помещения Британской Ост-Индской Компании и бросили ее чиновников в тюрьмы, где многие провели по году, а иные умерли из-за тяжелых условий заключения. Поскольку Компания не могла нести ответственности за пиратов, кем бы они ни являлись, это действие выглядит неоправданно жестоким и объясняется, наверное, только прорвавшейся ненавистью индийцев ко всем вообще иностранцам.

Величину ущерба Ост-Индская Компания оценила в 325 тысяч фунтов. Доля каждого пирата из общей добычи составила тысячу фунтов да еще вдобавок драгоценности, которые они вряд ли могли оценить и делили, скорее всего, поштучно; Эвери, как капитан, получил двойную долю. Утверждается также, что дележ (проходивший на острове Реюньон) не был справедливым: главная часть добычи досталась команде «Fancy». Какой-то не совсем понятный конфликт произошел с Мэем, команде которого досталось лишь две тысячи на всех, «потому что она пыталась надуть людей Эвери» (пишет Рогозинский). Небольшая доля, согласно тому же источнику, досталась и Уэйку, но указание, что он в своих действиях «не имел успеха» вообще позволяет задать вопрос, сколько же кораблей пиратской флотилии действительно участвовало в захвате «Gung-i-Savai» и каковы были оговоренные условия дележа с теми, кого в этот момент там не было? В любом случае, рассказ Дефо, будто Эвери обманул всех своих соратников с других кораблей и удрал со всей добычей, кажется все-таки литературным домыслом.

К этому можно добавить следующее соображение: доля не менее известного капитана В. Кидда, чьи грабежи хотя и гремели повсюду, но были в действительности вовсе не такими результативными, как пиратские похождения Эвери, составляла шесть с половиной тысяч фунтов, то есть без учета драгоценностей более чем в три (!) раза превышала «доход» капитана «Fancy». А это может значить только, что богатейшая добыча с «Gung-i-Savai» была разделена на много долей (вспомним численность экипажа «Fancy» в феврале).

Видимо, решив больше не рисковать, Эвери предпочел убраться из Индийского океана и вообще бросить пиратское ремесло. До этого он мог, впрочем, какое-то время провести на Мадагаскаре или ближайших островах и даже предпринимать некоторые операции, как об этом пишет Маховский, но более точных сведений на этот счет не имеется. На Сан Томе Эвери закупал продовольствие для плавания через Атлантику, причем, как говорили, в уплату выдал португальскому губернатору острова шутовской чек на несуществующий банк. В Карибском море пираты появились как будто уже в апреле 1696 года, причем ряды их значительно поредели: приставшие к ним в Индийском океане французы откололись еще на Реюньоне, Уэйк остался на Мадагаскаре и примерно в это же время скончался от болезни, Вант продолжал крейсировать в Персидском заливе на одном из малых кораблей, Мэй также не прекратил пиратствовать (у юго-западного побережья Индии), и лишь капитан Фаррелл остался со своим командиром (его собственный корабль к тому времени потерпел крушение, и он плыл вместе со всеми на «Fancy»).

Похоже, что кроме разделенной добычи, команда имела какой-то общий неприкосновенный запас: вряд ли кто-нибудь поделился своей долей для «подарка» губернатору Багам Т. Тротту (а «подарок» составил около двух тысяч фунтов). Губернатор принимал Эвери и его помощников в своем доме и даже как будто получил в подарок их обветшавший корабль (здесь не все ясно: он вроде бы потерпел крушение, но когда и при каких обстоятельствах – непонятно). Это гостеприимство стоило Тротту его должности, которой он лишился уже в октябре, но полученных от пиратов денег у него не отняли.

Интересно, что даже Маховский, мотивирующий решение Эвери оставить пиратский промысел его склонностью к семейной жизни в обществе «очаровательной принцессы», с момента перемещения капитана в Америку напрочь забывает о его «жене». Что касается бывшего губернатора, то он, по-видимому, легко отделался, поскольку за каждого человека из сообщников Эвери была объявлена награда в пятьсот фунтов от Королевского правительства, и еще примерно столько же добавила Ост-Индская Компания. Губернатор Ямайки, очевидно, решив, что карьера дороже, имел мужество отказаться уже от взятки в двадцать тысяч (!)… впрочем, что-то, наверное, тайком все-таки от пиратов получил, поскольку ни один из них схвачен не был. Команда разбрелась кто куда, и что-то известно лишь о тех, кто еще раз отправился через Атлантику, теперь уже… домой на Британские острова!

Трудно понять, что их увлекло туда, где по ним уже плакала виселица, но именно эта страница истории остатков экипажа «Fancy», в отличие от многих, вроде бы является документированной: несколько неудачливых пиратов были пойманы, осуждены и повешены. Можейко называет даже дату суда (19 октября 1696 года, «и тогда же выдан ордер на арест их капитана»); Рогозинский говорит, что это было «несколько лет спустя», схвачено было 14 человек, и из них казнены шестеро; ни тот, ни другой, впрочем, не указывают, где это произошло. Должно быть, именно от пойманных пиратов стало известно, что Эвери отплыл в Ирландию уже в качестве пассажира на шлюпе, купленном, видимо, в складчину, капитаном которого был Фаррелл. Начиналась последняя глава биографии «пирата-счастливчика»…